Борис Васильев: по законам офицерской чести

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ СИЛА ПАМЯТИ

22 июня 1941 года на Воронеж обрушился ливень. Об этом вспоминают многие, живописуя потоки воды, несущие по проспекту Революции городской мусор в момент сообщения о начале войны. Вот и у Бориса Васильева, тогда воронежского девятиклассника, в повести «Летят мои кони…» (1982) есть строки об этом: «На углу Комиссаржевской и Энгельса нас застигла гроза; ближе всего оказался навес над подъездом бывшей нашей – она была неполной, то есть семилеткой, а мы уже учились в девятом – школы № 5. Мы спрятались под ним и громко вопили от восторга перед ливнем, громом и молниями. А потом открылась дверь, и вышел директор Николай Григорьевич, которого мы когда-то так боялись. Лицо его было серым. «Мальчики, – сказал он. – Война, мальчики «. А мы заорали: «Ура!».

В книге воспоминаний «Век необычайный» (2003) писатель продолжит восстанавливать события того дня: «Я восторженно сообщил, что наконец-то началась война, мама странно посмотрела на меня и вышла из комнаты…. А я сразу же подошёл к расстеленной на столе карте. На её глянцевитой поверхности остались два пятнышка. Следы маминых слёз. И я понял – нет, не понял, а почувствовал, – что моё детство закончилось. Его провожали две маминых слезинки…». Писатель неслучайно из книги в книгу подробно рассказывает о том дне. Он оказался для Бориса Васильева рубежным. «Из четырёх семнадцатилетних парнишек, глупо оравших «ура!» в день начала Великой Отечественной войны, в живых остался я один», – горько признавался писатель.

На фронт Борис Васильев ушёл сразу, обманув военкома. Июнь – начало школьных каникул, ребят в городе было мало. В июне 1941-го из всего комитета комсомола школы в Воронеже оставался лишь один зам. секретаря Боря Васильев. Он пришёл в райком сдавать радиоприёмник и сразу получил задание: составить список учащихся, кому уже исполнилось восемнадцать. Самому Васильеву было меньше, но в тот список он вписал и себя. Его фамилию поначалу вычеркнули, тогда он вызвался лично продиктовать утверждённый список машинистке, и первым назвал себя. На этот раз обмана не заметили.

3 июля на железнодорожном вокзале он вместе с другими воронежскими парнями ждал погрузки в поезд. Рядом грустно вздыхали девочки, сбежавшиеся к вокзалу со всего города. И опять хлынул дождь. Парни стояли под потоками стихии, пока из репродуктора громко не зазвучал голос Сталина. То было первое с начала войны обращение вождя к народу. И по этому поводу парни тоже орали «ура!», а девочки плакали.

Эшелон, который вёз на фронт бойцов воронежского истребительного комсомольского батальона, разбомбили неподалёку от Смоленска, родного города Бориса Васильева. Вместе с попутчиками он несколько месяцев выбирался из окружения. Вспоминал, что выжил тогда благодаря тому, что отец с детства готовил его в офицеры: «Когда куда-нибудь на природу выезжали, учил ориентироваться в лесу. По карте. По компасу. Потом без компаса».

В октябре они попали к своим, и девятиклассника Васильева решили отправить домой. «Через сутки меня вызвали, сказали, что звонили маме в Воронеж, что отец – на фронте и что мне выписаны документы на поезд до дома, – вспоминал он позже. – Но я отказался. Я сказал, что в окружении хорошо понял тактику немцев, что стрелял в них, и они в меня стреляли, что, наконец, меня всё равно призовут, так зачем же ждать, когда исчезнет мой опыт. Последний аргумент возымел действие, и мне предложили любую полковую школу. Я почему-то выбрал кавалерию – гусар! – и отправился в кавалерийскую полковую школу где-то под Липецком».

В 1943-м Васильев попадает на передовую, но не кавалеристом, а десантником. Во время седьмого боевого прыжка под Вязьмой он напоролся на минную растяжку, получил тяжёлое ранение, на время ослеп и утратил способность говорить. Но после лечения службу в армии продолжил, поступив в Военную академию бронетанковых и механизированных войск. Там он встретил будущую жену Зорю, Зореньку, с которой прожил шестьдесят восемь лет, а когда её не стало – всего лишь два месяца. После академии работал испытателем колёсных и гусеничных машин на Урале, в отставку вышел в 1954-м в звании капитана-инженера.

«В нормальной жизни каждый человек –и мужчина, и женщина – по ступеням проходит все три этапа её социального постижения, – размышлял Борис Васильев на склоне жизни. – В детстве ребёнок знакомится с окружающими его людьми, в молодости определяет свои возможности, в зрелом возрасте реализует их. Наши военные поколения, те, кто родились в 1924-м, 25-м, 26-м годах, были лишены второй ступени познания. Их возможности в подавляющем большинстве оказались невостребованными, а значит, и нереализованными. Войне нужны солдаты, но солдат способен в лучшем случае лишь исполнять волю как своего командира, так и стечения обстоятельств. Иного ему просто не дано – не в его власти. Я уж не говорю о том, сколько талантов губит война, я напоминаю о том лишь, сколько простых человеческих судеб ломает она, даже позволив большинству вернуться живыми. Прикиньте количество незамужних женщин, неродившихся детей, сирот, одиноких стариков, вчерашних школьников, ставших солдатами, обученных беспрекословно исполнять чьи-то команды, и скороспелых офицеров, привыкших только командовать. А города надо поднимать из руин; а деревни надо отстраивать заново, а семьи, в которые не вернулись кормильцы, надо кормить. Образовательный ценз общества начинает снижаться, обрывается духовная нить, связывающая поколения, и общество обречено долго топтаться на месте, даже если это самое общество и победило».

Две книги Бориса Васильева, повесть «А зори здесь тихие…» (1969) и роман «В списках не значился» (1975), вошли в золотой фонд отечественной военной классики, несмотря на то, что в них совершенно нет батальных сцен и описания ратных подвигов. Война, по Васильеву, – антипод морали, потому что она убивает слабых и беззащитных. Таких, как пять девушек из «Зорь»: мама маленького Игоря Рита, отчаянно-гламурная Женька, выросшая в брянском лесу Лиза, утончённая студентка филфака Соня, подкидыш-детдомовка Галка. Трое из них погибли, не сделав ни одного выстрела в лесу. Или необстрелянный лейтенант Коля Плужников, прибывший на службу в Брестскую крепость за несколько часов до начала войны. В суете его даже не успели занести в списки гарнизона. Началась война, а его нет в списках! Выходит, он сам себе командир: имеет право уйти, сдаться в плен, не нарушив никакого устава. И этот тихий юноша делает выбор, исходя из своего запаса нравственности и чести. Он становится последним защитником крепости.

Трагические истории своих персонажей Борис Васильев рассказывает в особом, ни на кого не похожем стиле. Этот его жёсткий эмоциональный реализм отбрасывал в сторону пафос и пропаганду, проникая в самые потаённые области человеческой психики. В 1970–1980-е годы на подобные эксперименты, кажется, никто из советских авторов, кроме Бориса Васильева, не решался. И сейчас сила воздействия его текстов на сознание велика, что порой перехватывает горло.

«У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек. Он был без шапки, длинные седые волосы касались плеч. Кирпичная пыль въелась в перетянутый ремнём ватник, сквозь дыры на брюках виднелись голые, распухшие, покрытые давно засохшей кровью колени. Из разбитых, с отвалившимися головками сапог торчали чудовищно раздутые чёрные отмороженные пальцы. Он стоял, строго выпрямившись, высоко вскинув голову, и не отрываясь смотрел на солнце ослепшими глазами. И из этих немигающих пристальных глаз неудержимо текли слёзы…

Он шёл строго и прямо, ничего не видя, но точно ориентируясь по звуку работавшего мотора. И все стояли на своих местах, и он шёл один, с трудом переставляя распухшие, обмороженные ноги. И вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду, и солдаты, щёлкнув каблуками, чётко вскинули оружие «на караул». И немецкий генерал, чуть помедлив, поднёс руку к фуражке…»

Такие сцены, если они остаются в памяти, убивают все милитаристские инстинкты. Но Васильев-писатель на этом не останавливается. Для него эмоциональный показ гибели его героев необходим для перехода к самой важной теме его творчества.

ЗА ЧТО?

В «Зорях» перед смертью последней из пятерых девушек старшина Васков с болью произносит главную для Бориса Васильева правду о той войне: «Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?». «Ну, зачем так… Всё же понятно, война», – успокаивает его умирающая. Однако Васков безутешен: «Пока война, понятно. А потом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось? Почему я фрицев этих дальше не пустил, почему такое решение принял? Что ответить, когда спросят: что ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли? Что ж это вы со смертью их оженили, а сами целенькие?».

Вот этот вопрос – за что они все погибли, молодые и красивые – объединяет не только военную прозу, но, пожалуй, и всё творчество Бориса Васильева. И речь здесь не столько о Родине и свободе, которые должно защищать, а о воспитании будущих поколений, ради которых было отдано столько жизней.

В 1986 году писатель публикует рассказ «Экспонат №…», где показывает бессилие переживших войну перед казённой безжалостностью идущих им на смену. К Анне Федотовне, старой женщине, ослепшей от плача по единственному погибшему на войне сыну, приходят пионеры, которым поручили искать экспонаты для школьного музея Победы. В своё время сын успел прислать с фронта матери лишь одно письмо, которое стало для неё священной реликвией на всю последующую жизнь. Воспользовавшись тем, что женщина ослепла, пионеры крадут у неё драгоценное письмо. Обнаружив пропажу, Анна Федотовна умирает, не в силах пережить окончательную потерю связи с сыном. А пионеры за свою кражу получили благодарность от школы. Правда, для украденного письма солдата места в музее так и не нашлось, его бросили в красную папку с надписью «Вторичные материалы к истории Великой Отечественной войны».

Ещё страшный по эмоциональному воздействию рассказ о «наследниках» Победы «Холодно, холодно…» (1984). Водитель-дальнобойщик подсаживает солдата, который сбежал из части на два дня, чтобы повидать свою девушку. Так в одной кабине оказываются два антипода. Водитель – самодовольный мужик, крепкий, умеющий жить. Солдат – непрактичный очкарик, художник. Происходит трагедия, которая повязывает этих персонажей: в тумане водитель фуры сбивает девушку и вместо того, чтобы отвезти её в больницу, затаскивает безжизненное тело в рефрижератор с морожеными тушами. У солдата от увиденного – шок: «солдат заплакал. Он плакал по-детски, вслух, сняв сразу запотевшие очки и ладонями размазывая слёзы. Плакал от ужаса, от не оставляющего его видения нежного тела на мороженом мясе, от беспомощности и жалости».

При первой же возможности он выскакивает из кабины, а водитель, думая, что тот побежал доносить, догоняет его. «Шофёр неторопливо взял солдата за плечи, проволок по грязи и рывком сбросил в переполненный водой кювет. Солдат попытался встать, забился, и они оба оказались в воде. Но водитель был посильнее и потяжелее: пригнул солдата, запихал под воду, навалился. Обождал, когда с бульканьем выйдет воздух, когда окончательно перестанет содрогаться тело, и выбрался на шоссе». Рядом с телом солдата водитель решил положить труп девушки, но та неожиданно очнулась и, как заведённая, стала повторять: «Холодно, холодно…» Тогда дальнобойщик вновь бросает её в рефрижератор, обрекая на уже верную смерть среди груды мяса, и спокойно продолжает путь.

Эмоционально текст сильно бьёт «по голому нерву». Он и страшнее, и безысходнее других произведений писателя. Но этот жуткий, мистический налёт готики вообще характерен для позднего Бориса Васильева. С помощью эмоциональных текстов он очень точно предсказал появление в нашей жизни нового персонажа – сформированного полусвободами получеловека, состоящего из смеси агрессивной ксенофобии, дикой нетерпимости и жажды державности. Получилось, что вот ради этого типа и отдавали жизни его сверстники!

Осознание этого мучило писателя все последние годы. В одном из интервью Борис Васильев поделился своим мнением: «За время, которое прошло после поля Куликова, мы всегда опекались батюшками. Таковыми были государь, барин, священник. Мы привыкли перекладывать свои проблемы, заботы, ответственность на их плечи: «Вот приедет барин – барин нас рассудит». И спасти нас от этого иждивенчества может лишь собственная интеллигенция… Для России это – категория нравственная… Она востребована историей для святой цели: выявить личность в человеке, укрепить нравственно, вооружить мужеством индивидуальности»

ГОРОД ЮНОСТИ ВОРОНЕЖ

Главным городом для Бориса Васильева всегда был Смоленск, где он появился на свет. Порой, он так и писал «мой Смоленск». Смоляне всегда дорожили его любовью: ещё при жизни они избрали писателя почётным гражданином, а после его ухода в Смоленске появился памятник-бюст Борису Львовичу. Воронеж, куда их семья перебралась в 1934 году, «своим» писатель никогда не считал. Тем не менее образ города юности нашёл своё отражение в его книгах.

Воронеж легко узнаётся в повести о девятиклассниках, которые вынуждены быстро взрослеть «Завтра была война» (1984): «Давай в полдесятого у «Коминтерна», а?» … «Кольцовская, семнадцать» … «Возвращались по заросшей каштанами улице Карла Маркса, огрубевшие листья тяжело шумели над головами. И казалось, что весь город и весь мир давно уже спят, и только девичьи каблучки молодо и звонко взрывают сонную тишину» …

«На фотографии мы были 7-м «Б». После экзаменов Искра Полякова потащила нас в фотоателье на проспекте Революции: она вообще любила проворачивать всяческие мероприятия» ….

В книге воспоминаний «Век необычайный» Васильев называет город юности купеческим. Описывает Воронеж так: «Его центральный (и очень большой) квартал, ограниченный улицами Карла Маркса, Кольцовской, Комиссаржевской и Энгельса, лишь со стороны указанных улиц был застроен кирпичными зданиями в два-три этажа. Внутри же его стояли деревянные дома и сараи, потому что во дворах держали всякого рода живность. Кур, уток, индюков, свиней и даже овец. Всё это требовало дворовых подсобных помещений, которые были чрезвычайно опасны из-за возможных пожаров».

В этом квартале деревянных домиков, напротив известного в городе здания- «гармошки», и поселилась семья будущего писателя. Его отец, Лев Александрович, командир Красной армии, из царских офицеров. То, что его не арестовали в Воронеже во время большого террора, по мнению писателя, счастливая случайность: «Накануне мая 37-го года отца послали с инспекцией в Якутию и на Дальний Восток, там он оказался посторонним, а когда вернулся, аресты командного состава резко пошли на убыль…» После этих арестов, вспоминает писатель, отец стал неразговорчивым.

Но были и приятные воспоминания. Например, о школьном драмкружке, организованном учительницей немецкого языка Анной Яковлевной Цвик или рассказ о весёлой поездке класса на уборку урожая в Калач, где будущий писатель впервые влюбился. В Воронеже Васильев обрёл настоящего друга, с которым они выпускали рукописный журнал. Звали друга Коля Плужников. Он погиб на войне. Его имя Борис Васильев дал герою романа «В списках не значился». Через год после того, как не стало писателя, в Воронеже на фасаде здания его школы появилась мемориальная доска с надписью: «В 1941 году ушёл добровольцем на фронт ученик 9 класса этой школы писатель Борис Львович Васильев».

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БЛАГОРОДСТВЕ

Сегодня Борис Васильев больше всего известен как соавтор сценария культового фильма «Офицеры» (1971, режиссёр Владимир Роговой). Сценарий получился из самого первого литературного опыта писателя – пьесы «Танкисты», написанной ещё в пору службы в армии. Пьесу, переименовав в «Офицеры» взялись поставить в Театре Советской армии. Но тот спектакль запретили.

О ней вспомнили через пятнадцать лет, когда уже были напечатаны «Зори». Проект курировал лично министр обороны маршал Гречко. В итоге зрители получили не двухсерийную, как задумывалось, психологическую ленту, а полуторачасовую широко известную ныне монументальную картину. К огромному огорчению писателя. Ведь его пьеса была про то, как армию обезглавили перед войной и как униженные репрессиями офицеры мучительно и жертвенно возвращали себе попранное властью достоинство.

И там тоже был Воронеж. Сюда сослали главную героиню Любу Трофимову после того, как арестовали мужа Алексея и друга семьи Ивана Варавву. «Воронеж. Тяжёлая, как жесть, зелень августовских каштанов на улице Карла Маркса». Все они работают на местной швейной фабрике – единственном месте, куда не отказываются брать жён «врагов народа». В общежитие, где живут эти женщины, приходит Алексей Трофимов – лишённый офицерского звания, но всё же выпущенный на свободу после снятия наркома Ежова. Фразу «Есть такая профессия – Родину защищать!» цензура оставила. И после выхода фильма эти слова стали решающими в выборе профессии для парней уже многих поколений. Даже одно — это обстоятельство позволяет считать заслуженными высшие воинские почести, с которыми в марте 2013 года похоронили писателя Бориса Васильева.

Дмитрий Дьяков
Из книги «Чёрная земля. Литературный слой», Воронеж, 2024
Публикуется в сокращении.